– Ну и рассеянный же мы народ!

– Что такое? – осведомился Гедеон Спилет, который закрыл свою записную книжку и поднялся, собираясь тронуться в путь.

– А наш остров? Мы забыли его окрестить!

Герберт хотел было предложить назвать остров именем Сайреса Смита, и все бы охотно поддержали его, но тут инженер сказал:

– Назовем его, друзья, в честь великого гражданина, который борется теперь за единство республики. Назовем его островом Линкольна [14] !

Троекратное «ура» было ответом на это предложение. Вечером, перед тем как заснуть, колонисты долго говорили об Америке, об ужасной войне, заливающей ее кровью, и никто из них не сомневался, что южане вскоре потерпят поражение, и дело Севера дело справедливости – восторжествует благодаря Гранту и Линкольну.

Это было 30 марта 1865 года. Колонисты не знали, что две недели спустя в Вашингтоне совершится страшное злодеяние, и Авраам Линкольн падет, сраженный пулей фанатика.

ГЛАВА XII

Окинув последним взглядом местность, колонисты острова Линкольна обошли вокруг узкой вершины кратера и спустя полчаса уже снова были на первом плато, у своего ночного лагеря.

Пенкроф решил, что уже пора завтракать. По этому поводу был поднят вопрос о необходимости правильно поставить часы Сайреса Смита и журналиста. Как мы уже знаем, вода пощадила часы Гедеона Спилета, который раньше других был выброшен на песок далеко от моря. Это был прекрасно отрегулированный инструмент, настоящий карманный хронометр, и Гедеон Спилет каждый день аккуратно заводил его. Что же касается часов инженера, то они, разумеется, остановились и стояли все время, пока Сайрес Смит находился в дюнах. Инженер завел их и, определив по солнцу, что около девяти часов утра, поставил стрелки на это время. Гедеон Спилет собирался сделать то же самое, но Сайрес Смит движением руки остановил его и сказал:

– Нет, подождите, дорогой друг Ваши часы сохранили ричмондское время?

– Да.

– Следовательно, они поставлены по меридиану этого города, который почти совпадает с меридианом Вашингтона?

– Разумеется.

– Ну, так и не трогайте их. Заводите ваши часы как можно аккуратнее, но не переводите стрелок. Их показания могут быть нам полезны.

«Вот уж не знаю чем!» – подумал Пенкроф.

Колонисты позавтракали, и притом так плотно, что все запасы дичи и зерен оказались исчерпанными. Но это ничуть не потревожило Пенкрофа – он рассчитывал их пополнить на обратном пути. Тот, кому достается довольно скудный паек, наверное, сумеет отыскать в кустах какую-нибудь дичину. Кроме того, моряк был намерен без дальнейших околичностей просить инженера изготовить порох и несколько охотничьих ружей. По его мнению, это не должно было представить никаких трудностей для инженера. Покидая плато, Сайрес Смит предложил товарищам вернуться в Трубы другой дорогой. Ему хотелось обследовать озеро Гранта, окаймленное красивой зеленой рамкой. Путники двинулись вдоль гребня одного из отрогов, в котором, вероятно, находились истоки ручья, питающего озеро. В разговоре колонисты называли различные части острова их новыми именами, что очень помогало им объясняться. Герберт и Пенкроф – один еще совсем юный, а другой непосредственный, как ребенок – были в восторге. Моряк то и дело восклицал:

– Эге, Герберт, как здорово! Теперь мы не можем заблудиться. Пойдем ли мы по дороге к озеру Гранта или выйдем к реке Благодарности лесом Дальнего Запада, мы все равно окажемся возле плато Дальнего Вида и, значит, возле бухты Союза!

Было условлено, что колонисты, не сбиваясь в кучу, все же будут держаться поблизости друг от друга. Очень возможно, что в густом лесу водятся опасные животные, и следовало быть настороже.

Пенкроф, Наб и Герберт шли во главе, предшествуемые Топом, который рыскал в кустах. Инженер и Гедеон Спилет следовали за ними. Журналист держал наготове карандаш, чтобы записать малейшее происшествие. Инженер почти все время молчал и иногда сворачивал в сторону, подбирая с дороги какой-нибудь камень или растение, которое он безмолвно клал в карман

– Что это он, черт возьми, подбирает? – бормотал Пенкроф. – Честное слово, я бы не стал из-за этого нагибаться!

Около десяти часов маленький отряд миновал последние уступы горы Франклина. Земля здесь была покрыта лишь кустарниками и редкими деревьями. Желтая, высохшая равнина тянулась на целую милю, доходя до самой опушки леса. Изрытая поверхность этой равнины была усеяна огромными глыбами базальта, который понадобилось, чтобы остыть, триста пятьдесят миллионов лет. На ней, однако, не было видно следов лавы, которая изливалась главным образом по северным склонам горы.

Сайрес Смит рассчитывал беспрепятственно достигнуть ручья, который, по его мнению, должен был протекать под деревьями, вдоль опушки леса. Но вдруг он увидел, что Герберт поспешно направился назад, а Пенкроф с Набом спрятались за скалы.

– Что такое? – спросил Гедеон Спилет.

– Дым, – ответил Герберт. – Мы увидели между скалами в ста шагах от нас столб дыма.

– Как! Здесь могут быть люди? – вскричал Гедеон Спилет.

– Не будем им показываться, пока не узнаем, с кем мы имеем дело, сказал инженер. – Присутствие туземцев на этом острове больше испугало бы меня, нежели обрадовало. Где Топ?

– Топ впереди.

– Он не лает?

– Нет.

– Странно! Попробуем его позвать.

Через несколько мгновений инженер, Гедеон Спилет и Герберт нагнали своих двух товарищей и тоже притаились за обломками базальта. Они явственно увидели желтоватый дым, который, извиваясь, поднимался в воздухе. Инженер легким свистом подозвал Топа и, сделав своим товарищам знак его подождать, осторожно пополз между скалами. Колонисты не двигались с места, с беспокойством ожидая результатов этой разведки. Вскоре Сайрес Смит криком позвал их к себе. Товарищи инженера, радостные, подбежали к нему и сразу почувствовали резкий, неприятный запах, пропитавший воздух. Инженеру достаточно было ощутить этот запах, чтобы догадаться, что означает дым, который сначала его встревожил.

– Это огонь, или, скорее, дым, обязан своим происхождением самой природе, сказал он. – Здесь протекает сернистый источник, который поможет нам лечить болезни горла.

– Здорово! – воскликнул Пенкроф. – Как жаль, что я не простужен!

Колонисты направились к тому месту, откуда выходил дым. Они увидели между скалами довольно обильный сернистый источник. Он издавал резкий запах сернистого водорода.

Сайрес Смит опустил руку в воду и убедился, что она масляниста на ощупь. Попробовав воду, он нашел ее сладковатой. Что же касается температуры источника, то, по мнению инженера, она равнялась 95 градусам по Фаренгейту (35 градусов выше нуля по стоградусной шкале). Герберт поинтересовался, на чем основано это его определение

– Очень просто, мой мальчик, – сказал инженер – Погрузив руку в воду, я не ощутил ни тепла, ни холода.

Следовательно, температура воды соответствует температуре человеческого тела, которая приблизительно равна девяноста пяти градусам по Фаренгейту.

Сернистый источник был в данное время совершенно бесполезен колонистам, и они направились к густой опушке леса, находившейся в нескольких сотнях шагов.

Там, как и думал инженер, протекала быстрая речка. Ее прозрачные воды струились между высокими берегами, покрытыми красной землей, цвет которой свидетельствовал о наличии в ней железа. Из-за этой окраски речка немедленно получила название Красного ручья, так как, в сущности, это был скорее большой ручей, глубокий и прозрачный, образовавшийся из горных потоков. В некоторых местах он мирно струился по песку, в других с шумом несся по скалам или водопадом устремлялся к озеру. Длина его составляла полторы мили, ширина – от тридцати до сорока футов. Вода в этом ручье была пресная это заставляло предполагать, что озеро тоже было пресноводным. Это обстоятельство могло оказаться очень полезным в том случае, если бы на берегу озера удалось найти более удобное жилище, чем Трубы Большинство деревьев, осенявших берега ручья, принадлежали к породам, распространенным в умеренных поясах Австралии или Тасмании. Это не были заросли, как в той части острова, в нескольких милях от плато Дальнего Вида, которую колонисты успели уже исследовать. В это время года – в апреле, который в южном полушарии соответствует европейскому октябрю, листва на деревьях еще не поредела. Среди них преобладали казуарины и эвкалипты. Купы австралийских кедров возвышались вокруг прогалин, покрытых густой травой, но кокосовые пальмы, столь многочисленные на тихоокеанском архипелаге, видимо, отсутствовали на острове Линкольна, расположенном в слишком низких широтах.