Итак, до более подробного исследования остров можно было считать необитаемым. Но не посещают ли его, хотя бы время от времени, туземцы с соседних островов? Ответить на этот вопрос было трудно. На протяжении почти пятидесяти миль вокруг не было видно ни полоски земли. Но пятьдесят миль – небольшое расстояние для малайской пироги или для прадо полинезийца. Все зависело, следовательно, от того, одиноко ли стоит этот остров посреди океана или вблизи него есть другие острова. Удастся ли Сайресу Смиту определить без инструментов его широту и долготу? Это было нелегкой задачей. До выяснения этого вопроса не мешало принять некоторые меры на случай возможной высадки нежелательных гостей. Исследование острова было закончено: удалось определить его очертания, зафиксировать рельеф местности, вычислить площадь и установить распределение вод и гор. На плане журналиста было в общих чертах отмечено расположение лесов и равнин. Теперь оставалось лишь спуститься вниз по склонам горы и исследовать минеральные, растительные и животные богатства острова.

Но, прежде чем дать сигнал о спуске, Сайрес Смит обратился к своим товарищам и сказал спокойным и серьезным тоном:

– Вот, друзья мои, каков тот клочок земли, на который забросил нас случай. Здесь придется нам жить – и, возможно, очень долго. Быть может, мы неожиданно будем спасены, если какое-нибудь судно случайно пройдет мимо острова. Я говорю «случайное», так как наш остров невелик и не имеет даже гавани, где мог бы остановиться корабль. Боюсь, что он находится в стороне от обычных морских путей, то есть слишком далеко к югу для судов, заходящих на острова тихоокеанского архипелага, и слишком далеко к северу для тех кораблей, что идут в Австралию, огибая мыс Горн. Я не хочу скрывать от вас истинного положения вещей.

– И правильно поступаете, дорогой Сайрес! – быстро ответил журналист. – Вы имеете дело с мужчинами. Мы вам верим, и вы можете вполне на нас положиться. Не так ли, друзья?

– Я буду слушаться вас во всем, мистер Сайрес! – воскликнул Герберт, крепко сжимая руку инженера.

– За моим хозяином – всюду и всегда! – вскричал Наб.

– Что до меня, – сказал моряк, – пусть меня не зовут Пенкрофом, коли я стану отлынивать от работы. Только у меня есть одна просьба.

– Какая же? – осведомился Гедеон Спилет.

– Будем считать себя не потерпевшими крушение воздухоплавателями, а колонистами, которые прибыли сюда, чтобы основать поселение.

Сайрес Смит не мог удержаться от улыбки. Предложение Пенкрофа было принято.

Инженер поблагодарил товарищей и сказал, что он рассчитывает на их энергию и помощь.

– А теперь в путь, к Трубам! – воскликнул Пенкроф.

– Еще одну минуту, друзья, – сказал инженер. – Мне кажется, следовало бы как-нибудь назвать этот остров, его мысы, выступы, реки и ручьи.

– Совершенно правильно, – сказал журналист. – Тогда нам легче будет давать друг другу указания и выполнять их.

– Действительно, если можешь сказать, куда идешь или откуда приходишь, это уже немало, – заметил Пенкроф. – По крайней мере, похоже, что находишься в цивилизованной стране.

– Вот, например, Трубы, – сказал Герберт.

– Верно, – отозвался Пенкроф. – Даже такое название все-таки лучше, чем никакого, а оно само пришло мне в голову. Сохраним ли мы его для нашего первого лагеря?

– Конечно, Пенкроф, раз уж вы так его окрестили.

– Ладно! – воскликнул Пенкроф, который чувствовал себя в ударе. – Окрестить другие места тоже нетрудно. Назовем их, как робинзоны, про которых мне часто рассказывал Герберт: бухта Провидения, Страна Кашалотов, мыс Обманутой Надежды…

– Лучше по именам: мистера Смита, мистера Спилета, Наба, – предложил Герберт.

– Мое имя! – воскликнул Наб, сверкнув своими ослепительно белыми зубами.

– А почему же нет? – сказал Пенкроф. – Порт Наба – это звучит прекрасно. Мыс Гедеона…

– Я предложил бы названия, встречающиеся на нашей родине, – проговорил журналист.

Для главных пунктов, – сказал Сайрес Смит, – для бухт и морей это мне нравится. Назовем, например, ту большую бухту на востоке – бухтой Союза, широкую выемку на западе – бухтой Вашингтона [12] , гору, на которой мы сейчас стоим, – горой Франклина [13] , озеро, которое мы там видим, – озером Гранта. Это будет самое лучшее. Их названия будут напоминать нам о родине. Но для речек, заливов, мысов и выступов лучше выбрать названия, отражающие особенности их формы. Они лучше утвердятся в памяти, и это будет разумнее. Очертания нашего острова достаточно необычны, и нелегко будет придумать живописные названия. Что же касается потоков, которые нам еще неизвестны, неисследованных лесов и бухточек, которые мы откроем впоследствии, мы их окрестим постепенно, по мере надобности. Что вы скажете на это, друзья?

Предложение инженера было единогласно принято его товарищами.

Остров расстилался перед ними, словно развернутая карта, и оставалось только присвоить какие-нибудь названия ее вдающимся и выступающим углам и выпуклостям. Гедеону Спилету предстояло их записать, и таким образом географическая номенклатура острова должна была быть окончательно установлена.

Прежде всего, следуя предложению инженера, окрестили бухту Союза, бухту Вашингтона и гору Франклина.

– Теперь, – сказал журналист, – я предложил бы назвать этот полуостров, выступающий в море на юго-западе, Змеиным полуостровом, а выгнутую косу, которой од заканчивается, мысом Пресмыкающегося. Он действительно очень похож на хвост крокодила.

– Принято, – сказал инженер.

– А другую оконечность, которая так напоминает разинутую пасть, назовем заливом Акулы.

– Хорошо придумано! – воскликнул Пенкроф. – Мы завершим картину, если назовем обе челюсти мысом Челюстей.

– Но мысов ведь два, – заметил Гедеон Спилет.

– Ну что ж, – ответил Пенкроф. – У нас будет мыс Северной Челюсти и мыс Южной Челюсти.

– Записано, – сказал Спилет.

– Остается только как-нибудь назвать стрелку на юго-восточной оконечности острова, – сказал Пенкроф.

– То есть оконечности бухты Союза, – уточнил Герберт.

– Мыс Когтя! сейчас же вскричал Наб, которому тоже хотелось окрестить какую-нибудь часть своих владений.

И действительно, Наб нашел превосходное название, так как мыс был похож на мощную когтистую лапу фантастического животного, каким казался весь этот странный остров.

Пенкроф был восхищен таким оборотом дела. Несколько приподнятое воображение исследователей вскоре создало еще ряд названий.

Река, близ которой шар выбросил колонистов и которая снабжала их питьевой водой, была названа рекой Благодарности – в знак признательности судьбе.

Островок, на который вышли вначале потерпевшие крушение, получил название острова Спасения.

Плато, венчающее стену над Трубами, с которого можно было видеть всю большую бухту, окрестили плато Дальнего Вида.

И, наконец, непроходимая чаща, покрывающая Змеиный полуостров, была наречена лесом Дальнего Запада.

Таким образом, видимые и известные части острова получили названия.

В будущем, по мере новых открытий, номенклатура их должна была постепенно пополняться.

Что же касается положения острова относительно стран света, то Сайрес Смит определил его приблизительно по высоте и положению солнца на небе, причем оказалось, что на востоке лежат бухта Союза и все плато Дальнего Вида. На следующий день инженер намеревался отметить точное время восхода и захода солнца, установить положение дневного светила на небе в этот промежуток и таким образом определить, где находится север. (В Южном полушарии солнце, достигнув на небе высшей точки, склоняется в своем кажущемся движении к северу, а не к югу, как в северных широтах.) Пока что все было закончено, и колонистам оставалось только спуститься с горы Франклина и вернуться в Трубы. Но неожиданно Пенкроф вскричал: