– Что это плывет по воде?
Пенкроф прервал свою работу. Он увидел какой-то двигавшийся предмет, смутно выделявшийся во тьме ночи.
– Лодка! – сказал моряк.
Все подошли к берегу и, к своему крайнему изумлению, увидели, что по реке плывет лодка.
– Эй, лодка! – крикнул Пенкроф по старой привычке, забывая, что, может быть, лучше молчать.
Никакого ответа. Лодку продолжало нести течением. Когда она была в десяти шагах от колонистов, моряк вскричал:
– Да ведь это наша пирога! Она сорвалась с причала и поплыла по течению. Надо признаться, она явилась кстати!
– Наша пирога?… – тихо произнес инженер.
Пенкроф был прав, это действительно была пирога. У нее, очевидно, оборвался причал, и она сама возвращалась к устью реки Благодарности. Ее необходимо было поймать, пока быстрое течение не увлечет ее в море. Наб и Пенкроф ловко справились с этой задачей при помощи длинного шеста.
Лодку направили к берегу. Инженер вскочил в нее первый и, схватив причальную веревку, убедился, что она действительно разорвалась от трения о скалы.
– Поистине, – тихо сказал журналист, – это происшествие можно назвать…
– …странным, – подхватил инженер.
Странное или нет, оно было весьма благоприятно! Герберт, Наб и Пенкроф тоже вошли в лодку. Они-то ничуть не сомневались, что веревка перетерлась, но самое удивительное во всем этом было то, что пирога появилась как раз вовремя – в ту минуту, когда колонисты стояли на берегу и могли ее поймать. Еще пятнадцать минут, и она затерялась бы в океане.
Будь это все во времена веры в духов, можно было бы подумать, что на острове обитает какое-то сверхъестественное существо, которое взялось помогать потерпевшим крушение.
Несколько взмахов веслами – и колонисты были у устья реки. Лодку проволокли по берегу до Труб, после чего все направились к лестнице Гранитного Дворца.
Внезапно Топ сердито залаял, а Наб, который нащупывал первую ступеньку лестницы, вскрикнул.
Лестницы не было.
ГЛАВА VI
Сайрес Смит остановился, не говоря ни слова, а спутники его шарили в темноте по стене, думая, что лестницу снесло ветром, и искали на земле, предполагая, что она оборвалась. Но лестница исчезла бесследно. В глубокой тьме невозможно было даже проверить, не закинуло ли ее ветром на первую площадку.
– Если это шутка, то очень скверная! – вскричал Пенкроф. – Вернуться к себе и не иметь лестницы, чтобы подняться в комнаты! Это не очень-то приятно усталым людям!
Наб тоже испускал горестные восклицания.
– Сегодня не было ветра, – заметил Герберт.
– Мне начинает казаться, что на острове Линкольна происходят странные вещи, – сказал Пенкроф.
– Странные? – возразил Гедеон Спилет. – Наоборот, Пенкроф, все вполне понятно. Пока нас не было, кто-то пришел, завладел нашим жилищем и убрал лестницу.
– Кто-то пришел? – вскричал Пенкроф. – Но кто же?
– Охотник, стрелявший из ружья, – ответил журналист. – К чему он нужен, как не затем, чтобы объяснить этот неприятный случай?
– Ну, если там наверху кто-нибудь есть, – сказал с проклятием Пенкроф, которого начала разбирать злость, я его окликну, и ему волей неволей придется мне ответить.
И моряк испустил громовым голосом протяжное: «Э-э-эй!», громко повторенное эхом. Колонисты прислушались, и им показалось, что наверху, в Гранитном Дворце, раздался какой-то странный смех. Но никто не ответил Пенкрофу, который напрасно повторял свои окрики. Все это могло изумить самых равнодушных на свете людей, а колонисты отнюдь не были равнодушны. В их положении всякое обстоятельство являлось значительным, и, конечно, за те семь месяцев, которые они провели на острове, не случалось ничего более удивительного. Как бы то ни было, колонисты стояли теперь, забыв усталость, у подножия Гранитного Дворца, подавленные этим необычайным происшествием. Они не знали, что думать и что делать, задавали друг другу вопросы, остававшиеся без ответа, строили всевозможные предположения, одно невероятней другого. Наб горько сетовал на то, что не может попасть к себе на кухню; к тому же припасы истощились и не было никакой возможности добыть пищу.
– Друзья мои, – наконец сказал Сайрес Смит, – нам остается одно: дождаться рассвета, затем действовать сообразно обстоятельствам. А пока что пойдем в Трубы. Там мы будем под крышей и если не сможем поужинать, то, по крайней мере, выспимся.
– Кто же тот нахал, который сотворил с нами эту штуку? – спросил еще раз Пенкроф, который никак не мог примириться с положением дела.
Но кто бы ни был «нахал», колонистам, как советовал инженер, оставалось только одно – отправиться в Трубы и ожидать там рассвета. Топу было приказано не уходить из-под окон дворца, а когда Топ получал приказание, он обязательно выполнял его. Умная собака осталась у подножия стены, а ее хозяева приютились среди скал. Сказать, что колонисты, при всей своей усталости, хорошо выспались на песке в Трубах, значило бы погрешить против истины. Им не терпелось выяснить смысл последнего происшествия и определить, случайность ли это, причины которой выяснятся с наступлением утра, или дело рук человека. Кроме того, им было очень неудобно лежать. Как бы то ни было, их жилище в данное время было занято, и они не могли туда вернуться. А ведь Гранитный Дворец являлся для колонистов не только жилищем, но и складом. Там находился весь инвентарь колонии: инструменты, приборы, оружие, снаряды, запасы продовольствия. Если все это разграблено, колонистам придется устраиваться заново, снова выделывать оружие и снаряды. Трудная задача!
Тревога мучила колонистов. То один, то другой вскакивал и ежеминутно выходил посмотреть, хорошо ли Топ исполняет обязанности сторожа. Только Сайрес Смит выжидал с обычным спокойствием, хотя его упрямую мысль раздражало сознание, что он стоит перед совершенно необъяснимым фактом. Инженер возмущался, думая о том, что вокруг него, а может быть, и над ним действуют какие-то силы, которых он не может даже назвать. Гедеон Спилет вполне разделял чувства Смита. Оба друга несколько раз принимались вполголоса обсуждать непонятные обстоятельства, перед которыми пасовали их проницательность и жизненный опыт. С островом связана какая-то тайна – сомневаться в этом было нельзя. Но как ее разгадать? Герберт не знал, что и думать; ему хотелось поговорить об этом с инженером. Наб в конце концов решил, что все это – не его дело, а хозяина; и если бы честный негр не боялся показаться невежливым, он так же добросовестно выспался бы в Трубах, как и на своем ложе в Гранитном Дворце. Что касается Пенкрофа, то он негодовал больше всех и был искренне взбешен.
– Это шутка! – говорил он. – С нами сыграли шутку! Я не люблю шуток, и горе шутнику, если он попадется мне под руку.
Едва на востоке показались первые проблески зари, как колонисты, тщательно зарядив ружья, отправились на берег, к кромке скал. Лучи солнца намеревались вскоре осветить Гранитный Дворец, который был обращен прямо на восток. И действительно, еще не было пяти часов, когда окна дворца, прикрытые ставнями, стали видны из-за завесы листьев. С этой стороны все было в порядке. Но вдруг из груди колонистов вырвался крик: дверь, которую они заперли перед уходом, была широко открыта. Кто-то проник в Гранитный Дворец, теперь это было уже неоспоримо. Верхняя лестница, соединявшая площадку с дверью, была на месте, но нижняя оказалась убранной и поднятой до порога. Было более чем очевидно, что пришельцы хотели обезопасить себя от всяких неожиданностей.
Что же касается их вида и количества, то определить это было пока невозможно. Ни один из незнакомцев не показывался.
Пенкроф крикнул еще раз.
Никакого ответа.
– Вот негодяи! – вскричал моряк. – Они спят там спокойно, как будто находятся у себя… Эй вы, пираты, бандиты, морские разбойники, дети Джона Буля [32] !
32
Джон Буль – «Джон Бык» – насмешливое прозвище, данное англичанам за характерные для них грубость и упрямство. Прозвище это пущено в обращение в XVIII веке сатириком Арбетнотом, другом Свифта, автора «Путешествий Гулливера».